— А вы знаете, что весной 1991-го, посмотрев Женькину игру в академии Ника Боллетьери, с ним пожелал тренироваться сам Пит Сампрас! — оживился Шишкин после очередной чашки чая, который я не забывал ему подливать. Увы, но это было единственное, что я мог предложить моему гостю в редакции в столь поздний вечер...
— В академии Боллетьери? А как вы туда попали? Неужели у нас в 1991-м еще финансировали такие поездки?
— Конечно, нет. Это было по договору с IMG (International Management Group. — авт.). Мы заключили его в марте 1991 г. Причем, когда этот контракт только нарабатывался, мы вели речь о 125 тыс. долларов в год — рукой нашего менеджера Валерия Крутова была написана именно эта сумма. А когда документ вышел, оказалось только 65 тыс. на три года. Как я потом узнал, это произошло после вмешательства Кафельникова-старшего, который, не имея никакого опыта в этих делах, решил поторговаться с IMG... Потом еще Лепешин кому-то рассказывал, что этот контракт Женьке чуть ли не он пробил. Но не следует этому верить. Да и не суть. Тем более что параллельно у нас готовился еще один контракт — с Германией, и в случае неудачи с IMG мы должны были уезжать в Бремен.
— А что значит такой контракт? А если бы Женя не заиграл? — IMG потерял бы эту сумму. В этом-то и риск. Но если парень заиграет, то фирме все возвращается с лихвой, в контракте ведь все оговаривается —и сроки возврата, и проценты. Это как кредит. Но в нашем случае они ничем не рисковали: то, что Женька заиграет, было видно невооруженным взглядом. Он уже играл...
— А в контракте было оговорено, что вы — его тренер?
— В том-то и дело, что нет. Это, наверное, и была моя ошибка. Но, понимаете, Женька сам тогда сказал: "Ну что вы, Валерий Владимирович, какие формальности! Это же ясно, кто мой тренер. Вы же мне как отец родной!" Увы, но в то же самое время механизм отторжения его от меня уже был запущен, а я об этом не догадывался. Вот и вышел тот документ без моего имени. В нем было просто указано — теннисист Евгений Кафельников и его тренер. А какой тренер — не написано...
— Понятно... Итак, вы отправились в академию Ника Боллетьери...
— Да. В апреле 1991 года мы втроем — Кафельников, Пономарев и я — приехали в Сарассоту Брадентон (штат Флорида), где находится академия. И вдруг с самого прибытия Женя почему-то стал вести себя по отношению к нам откровенно по-хамски. Мы жили в одном номере, но он мог поздно ночью врубить на полную громкость магнитофон. На наши замечания и даже просьбы отвечал дерзко, словно был уже запрограммирован на грубость. Распоряжаясь деньгами (представители IMG платили только ему лично), мог на день оставить нас без еды. И это повторялось не раз. А у нас — откуда валюта? Вы помните, что такое 1991 год в СССР? Человек, прятавший в бабушкином носке 100 долларов, считал себя богачом... Так что эти три недели для меня были кошмарными. Причем его поведением, как мне показалось, дирижировал тогда по телефону представитель IMG Пол Теофанос. Только позже я понял, что все это было спланировано...

"Из дневника В. Шишкина: 10 апреля 1991 г., среда"
   Мы вышли на первую тренировку. Нам выделили один из самых дальних кортов, № 37. На площадке нас ждали один из тренеров академии (какой-то швед) и спарринг, имени его не помню, то ли испанец, то ли южноамериканец. Я говорю им, что мы сами хотели бы потренироваться. Они — ни в какую. Хорошо, рядом (на 39-м корте) с Ивой Майоли занимался сам Боллетьери. Услышав шум, он подошел, тепло поздоровался, как будто мы давние знакомые, и быстро разрешил конфликт. Посмотрев несколько минут на игру Кафельникова с Пономаревым, сказал: "OK, c завтрашнего дня они самостоятельно будут заниматься на Центральном корте. Наши услуги тут не требуются".

15 апреля, понедельник.
   Четвертый день занимаемся на Центральном корте. Сегодня подходил Джо Бренди, тренер Пита Сампраса. Остановился, мрачный такой, нахмурился — мне показалось, что он был чем-то недоволен. Корт их, что ли, занимаем? Немного понаблюдал за ребятами и ушел, ничего не сказав.

16 апреля, вторник.
    Сегодня уже подходили смотреть тренировку оба — и Бренди, и сам Пит. Сампрас тоже остановился, посмотрел минуты две-три и ушел. А потом в обед встречает меня Джо и вдруг спрашивает, не возражаю ли я, чтобы с Кафельниковым потренировался Сампрас. Представляете? Пит Сампрас, чемпион US Open, обладатель "Кубка Большого шлема"! Пятая ракетка мира! Чтобы он с нами потренировался? Не возражаем ли мы?!

17 апреля, среда, 10.00.
   Сам себе не верю: на Центральный корт для совместной тренировки выходят Пит Сампрас и мой Женя... Этот час они только разминались, но Женька выглядел достойно. Он так усердно колотил по мячу, что умудрился порвать струны на всех трех ракетках! После тренировки я подарил Питу и Джо сувенирные значки Федерации тенниса СССР, отдельно Джо — еще бутылку водки "Столичная", а Жэку потом — струны Babolat из своей "заначки". Женька на радостях сломал при натяжке одну ракетку (плохо закрепил обод, а он, видимо, был треснутый).
    На дневной тренировке (15.00 — 16.00) после небольшой разминки они с Питом решили сыграть на счет. Первый сет Пит выиграл без проблем (6-1), во втором Женька уперся и уступил только 6-4. Я не отрывал глаз от корта. Сампрас был безупречен. А вот Женькины проблемы были как на ладони. Во-первых, не успевает c замахом — Пит же быстро и плотно играет под заднюю линию. Во-вторых, при ударе справа некрепко держит кисть, что особенно заметно при таком темпе игры. В-третьих, не до конца приоткрывает ракетку при ударе. В результате и мяч летит слабовато. На перекидке получалось лучше, а вот в игре все проявилось. Но главное, не успевают ноги. Над этим еще надо много работать...
    После игры Пит пошел в тренажерный зал на фитнес, а Женя опять взялся за перетяжку своих ракеток. Я спросил у Бренди, большие ли, на его взгляд, проблемы у Евгения с форхендом. "Yes, too big" ("слишком большие"), — ответил Джо.

18 апреля, четверг.
   Совместные занятия Пита с Жэком продолжаются. Утренний час только разминались, Пит жаловался на какое-то недомогание, но после обеда опять появился на Центральном корте. Начали играть. Женя повел 1-0, 2-0,...5-2. Ему здорово удавались "укоротки", Пит на них все время опаздывал. Да еще у Сампраса "сбоила" подача. Но при этом счете Женька сам вдруг занервничал, в результате получил 5-7. Во втором сете у него шансов выиграть уже не было (3-6). Но мы все равно были довольны.
   Вечером позвонил Пол Теофанос. Обещал завтра ракетки. Мою просьбу позвонить в Атланту не выполнил. Пришлось самому звонить...

19 апреля, пятница.
    На улице дождь. Утром тренировались опять с Сампрасом, только в зале, на сьюприме. Быстрое покрытие! 15 минут перекидки. Затем они разыграли два тай-брейка. В первом при счете 6-3 в пользу Женьки Пит вдруг сдался, предложил начать второй тай-брейк. Во втором Женька повел 6-0 и подавал, но Пит с приема забил так, что Жэк даже не успел выйти из подачи. Зато свою подачу Пит сразу проиграл. 7-1!
    Женька весь светился. Первая пусть маленькая, но победа чемпиона России над чемпионом Открытого первенства США!
Потом Джо принес огромную коробку мячей (штук 60, наверное), позанимался полчаса с Кафельниковым. Указал на его ошибку при ударе справа (причем говорил и показывал то же самое, что и я не раз твердил Женьке — значит, мы на верном пути!). Потом минут 30 поработал еще и с Серегой. Обоих вымотал... Похвалил "рашен водка".
    После обеда Сампрас с Бренди улетели в Вашингтон. Завтра Пит там играет показательный турнир с Агасси, а в воскресенье — с Лендлом...
   Да, Теофанос не выполнил ни одного своего обещания. Кредитной карты (а значит, и денег) нет, струн нет, формы нет (вернее, есть только у Женьки), города и сроки сателлитов не уточнены...

22 апреля, понедельник.
    Выходные прошли безрадостно. Совершенно не тренировались. От Теофаноса по-прежнему никаких известий. У нас нет ни формы, ни обещанных новых ракеток, ни, главное, струн. Утром уже сами позвонили ему от Каролины Мерфи, и Пол попросил у нее взаймы 20 комплектов струн, чтобы натянуть хотя бы наши ракетки. Денег нет даже на фотопленку, чтобы сфотографироваться на память в Академии.    После обеда появился наконец Теофанос. Мы с Пономаревым попросили Женьку не заниматься оргвопросами, а возложить все переговоры с Полом на меня. Он кивнул, но пока я ходил в номер за бумагами, он сбежал. И так он все время делает. Даже из столовой всегда убегает один, не ждет нас. Я долго не понимал почему, потом сообразил: стесняется вместе с нами появляться. Он-то одет во все новое, весь в NIKE, а мы с Серегой — кто в чем... Пол, ну будь ты человеком, одень ты нас по-людски, чтобы Жэк нас хотя бы не стеснялся...

   "Вот так мы потренировались у Ника Боллетьери. Затем из Сарассоты поехали по США на предусмотренные контрактом турниры-сателлиты — в Мобиле, Мэйконе и Атланте. В каждом из них Женька сыграл хорошо, выигрывал по три-четыре матча и в одиночке, и в паре. Ну а потом — домой, в Сочи...

— Валерий Владимирович, а как же вы все-таки расстались, — подошел наконец я к теме, которая как я теперь понимал, сидела в его сердце острой занозой.
—А вот так и расстались, по возвращении... И получилось, что навсегда... Я приехал из Америки измотанным донельзя — морально и физически. Пытался говорить с его менеджером Валерой Крутовым, потом с Лепешиным... Все было бесполезно. Женькино отношение ко мне стало уже нетерпимым, и мы перестали с ним общаться... У меня было ощущение, что у меня отняли ребенка. Капризного, непослушного, предавшего меня, но моего, любимого... Женя этого не понял. А может, это я такой эгоист? Не знаю... А тут еще личные проблемы навалились, с сыном Вадимом. Пришлось ехать к нему в Ленинград, надолго — на три с половиной месяца... Короче, сначала я взял тогда отпуск в СДЮШОР, а потом и вовсе уволился. Не мог там больше работать...
— И когда же вы в следующий раз встретились с ним?
— В ноябре того же, 1991 года, в Москве, на Кубке Кремля. Это было в "Олимпийском", за день до начала основной сетки (Женька играл там квалифай, но не прошел). Мы поздоровались. Я попросил его сделать мне аккредитацию, как тренеру. Он как-то замялся, говорит, не могу, мол, я уже и так несколько аккредитаций сделал, вот если бы вы раньше подошли. Присутствовавший при этом Андрей Меринов даже возмутился. Ты чего, говорит он Женьке, совсем плохой, что ли? Своему тренеру не можешь аккредитацию взять? Давай я пойду возьму, если ты не можешь...
— Ну а как родители Жени на это реагировали? Они-то знали, что вы для него значили и сколько вложили в их сына? Ну, могли они придать, скажем, какую-то корректность вашему расставанию?
— К сожалению, я не получил у них поддержки. Скорее, наоборот. Распускали слухи о том, что их сын со мной полностью рассчитался, давал мне деньги. Жаль, что в это поверил, кажется, и Пономарев, который сейчас частенько сопровождает Женю по турнирам. Он тоже кому-то сказал, что Кафельников отвалил мне 35 тысяч долларов. Ко мне даже какие-то рэкетиры наведывались по этому поводу. Вынужден был их огорчить — никаких денег Женька мне никогда не платил... Действительно, в Гамбурге в 1994 году — помните тот матч Кубка Дэвиса Германия — Россия? — был у нас с Женькой один разговор на эту тему. Потом Валера Крутов мне сказал от его имени, чтобы я открыл счет в банке, на который Женя мне переведет энную сумму (порядка 30-35 тысяч долларов). Я счет открыл, но дальше этого дело не пошло...
Вы думаете, я жалею об этих деньгах? Да нисколько. Конечно, эта малозначащая для Жени, но обещанная им сумма мне бы тоже не помешала. Да и потратил бы я их, скорей всего, на детей в Дагомысе. Создали бы клуб его имени... Но я и так не пропаду. К тому же формально он мне ничего и не должен — ведь у нас не было с ним никакого контракта. Обидно другое — что Женька до сих пор молчит. Ведь на самом деле он сейчас уже все понимает. Один футбольный тренер мне рассказывал, что летел как-то с ним в самолете и говорит ему: ну что же ты так поступил со своим тренером, который тебя вырастил? А он отвечает: "Да москвичи голову задурили..."
— Не пойму: если у Женьки все же бывают минуты просветления, так что же мешает ему позвонить вам, извиниться хотя бы по телефону? — Так для этого же тоже смелость нужна — переломить свою гордыню. Он же сейчас такая величина... Да Бог ему судья. Главное, что в России есть такой великий игрок. Которого я сделал вопреки всему...
   "После той поездки в США он к нам уже не заходил. Зато Пономарев часто бывал, возмущался Женькиным поведением там, в Америке. Для меня все это было так удивительно: ведь мы всегда относились к ребятам как к родным. И перед поездкой я с ними говорила, и все вроде было нормально... Ну, представляете себе: 91-й год и — Америка! Валерий Владимирович, на котором были все хлопоты по пробиванию поездки, по оформлению документов, весь на нервах, до последнего момента все гадал: поедем — не поедем? Так вот, я Женьке тогда говорю: ты готов ехать, все у тебя в порядке? Нормально, отвечает, все хорошо. И вдруг все это... Приезжает Валерий, совершенно разбитый, и рассказывает такие вещи. Женька не разговаривал, постоянно убегал, деньги прятал... Я не могла понять: ну как это он так может? Это в голове как-то не укладывается. Даже сейчас не верится, что он мог так поступить. Я сколько с ним сама ездила, сколько он дома у нас был, как наш ребенок. И после всего этого так себя вести..."
   Мало кому из теннисистов удается сразу «поймать» свою игру после выхода из залов на воздух. Не избежал этого болезненного перехода весной 96-го и Кафельников. Три первых турнира на грунте (Эшторил, Барселона, Монте-Карло) принесли ему лишь неудачи. Причем в Португалии он вообще проиграл всухую решающий сет итальянцу Андреа Гауденци, да и в столице Каталонии уступил не самому сильному испанцу Хорди Бурильо. А поражение от Седрика Пьолина, которое он потерпел в Монако, для Жени вообще стало первым в их встречах...    Но что-то не ладилось у него в этих первых матчах на свежем воздухе — ни в одиночном, ни в парном разряде. После таких затяжных провалов Женя и прежде впадал в уныние. Мысли приходили самые отчаянные — не завязать ли с этим теннисом вообще? Ну ради чего вкапывать до седьмого пота, зачем эти изнурительные тренировки по 4-5 часов ежедневно, если вот так бездарно проигрываешь? Лишь после строгих внушений тренера он понемногу приходил в себя...
   Перелом наступил в Праге 30 апреля, когда он легко переиграл в стартовом матче 19-летнего чеха Дэвида Скоха. И этот успех был примечательным: он положил начало самому, пожалуй, триумфальному периоду в профессиональной биографии Кафельникова. Судите сами: в течение последующих 54 дней (до самого Уимблдона) он только в одиночном разряде сыграл 27 матчей, 24 из которых выиграл! Завоевал два титула — в Праге и в Париже («Ролан Гаррос»), и еще один раз сыграл в финале (в Галле), причем во всех трех городах такого же успеха он добивался и в парном разряде — вместе с чехом Даниэлем Вацеком!
   В Риме, на Открытом чемпионате Италии, Кафельников обыграл сильного испанца Карлоса Косту, но в третьем круге уступил своему другу-сопернику Андрею Медведеву. Зато после Рима, накануне «Ролан Гаррос», одержал три убедительные победы в Дюссельдорфе на Кубке Пежо’96, откуда он и отправился затем в Париж (на машине - это 4 часа) за титулом турнира "Большого шлема". Причем сразу за двумя - и в одиночном, и в парном разряде.
   Так получилось, что мне довелось тогда стать в Дюссельдорфе свидетелем тех его ярких побед.

    (Read more...)